Shigella flexneri — почему такое название?

Автор: Андрей Алексеевич Авраменко — м.н.с. отдела стратегических разработок и проектов НИИ антимикробной химиотерапии (Смоленск).

***

Shigella flexneri (подгруппа B) — грамотрицательная, факультативно-анаэробная, неподвижная, споронеобразующая бактерия, возбудитель дизентерийного шигеллёза.

SHIGELLA

Родовое название «Shigella» дано микроорганизму в честь японского бактериолога Киёси С(Ш)ига (1871-1957), о котором мы уже писали ранее.

FLEXNERI

Видовое название «flexneri» микроорганизм получил в честь американского врача и первого директора Рокфеллеровского института Саймона Флекснера (Simon Flexner; 1863-1946).

Саймону повезло родиться в большой семье еврея-иммигранта Морица Флекснера. Папа Мориц прошёл нелёгкий путь от простого коммивояжёра, слоняющегося от крыльца к крыльцу с чемоданом, набитым сомнительными товарами, до хозяина магазина на первом этаже собственного просторного дома. Памятуя о том, как врачи однажды спасли ему жизнь во время жёлтой лихорадки в Новом Орлеане, папа Мориц мечтал, что его дети тоже станут медиками. У него было семеро сыновей и две дочери, и он уже готовил старшего — Джейкоба — к поступлению в медицинскую школу, как вдруг разразился биржевой крах 1873 года (т.н. «Долгая депрессия»). Обанкротившийся Мориц сказал сыну: «Что ж... Придётся тебе сосредоточиться на более прибыльном деле, чтобы помочь мне содержать семью и оплачивать учёбу младших братьев. Единственный твой шанс попасть в медицину — это аптечный бизнес.»

Ушлый Джейкоб не стал зря терять времени и устроился работать помощником фармацевта. Уже через пять лет он, набравшись нужного опыта и окончив фармацевтический колледж, открыл (на деньги жены) свою собственную аптеку и начал обеспечивать безбедную жизнь большой семьи Флекснеров. Благодарные братья никогда не забудут того, что сделал для них старший и впоследствии вернут ему «долг детства». К слову, известности добьются все сыновья Морица: и Бернард (Bernard Flexner;1865–1945) — видный деятель «Сионистский американской организации»; и Абрахам (Abraham Flexner; 1866-1959) — известный реформатор американской системы высшего образования (в том числе и медицинского); но нас больше всего интересует Саймон.

С самых ранних лет Саймон Флекснер прослыл сорванцом: то он оперировал дохлого воробья у себя в комнате; то потерял на улице сестру, за которой должен был следить; то, насмотревшись на работу вакцинаторов, "привил" соседского мальчишку от оспы, порезав ему руку зазубренной крышкой от консервной банки и втерев в рану украденный из школы кусочек мела, растворённый в воде. Рассерженный отец в сердцах отвёл его в городскую тюрьму, где, договорившись с надзирателем, долго водил вдоль камер, показывая на всевозможные отбросы общества. Подводя сына к очередной кованой решётке, он приговаривал: «Смотри, где ты закончишь жизнь, если не начнёшь вести себя достойно!» Но Саймон не обращал внимания на слова отца, лишь с восторгом разглядывая заключённых, которые так сильно отличались от хорошо знакомых ему соседей и добропорядочных горожан: наколки на руках, грязная изорванная одежда, шрамы, кандалы. Когда Саймон вернулся домой, и мать строго спросила его: «Ну что, получил от папы урок?» — ребёнок с ликованием ответил: «Это был лучший день в моей жизни! Жаль только не разрешили посмотреть, как кого-нибудь повесят.»

В пять лет маленького Саймона отдали в начальную школу, где практиковались телесные наказания. Его били ремнём чуть ли не каждый день по разным частям тела. От отчаяния он однажды пожаловался на это отцу. Внимательно выслушав сына, Мориц Флекснер взял его за руку и отправился к директору школы Хёрту. Заведя ребёнка в кабинет и вежливо поздоровавшись, Мориц сказал: «Уважаемый мистер Хёрт, мой сын пожаловался мне на несправедливое отношение к нему одного из учителей. В связи с этим я бы хотел заявить чётко и прямо, что какие бы ещё инциденты не возникали в будущем между моим сыном и учителями вашей замечательной школы, я всегда буду на стороне учителей. Прошу, передайте это, пожалуйста, всему педагогическому коллективу.» Ошарашенный Саймон молча поплёлся в класс. Больше он никогда в жизни никому и ни на что не жаловался.

Учёба была для Саймона сущим наказанием: он еле мог заставить себя высидеть несколько часов в классе. Ни о каких успехах не было и речи. Невысокий, слабый, медлительный — даже в спорте он не мог реализовать себя. Когда из школы сообщили, что за неуспеваемость оставляют Саймона в пятом классе на второй год, никто даже не удивился. Братья и сёстры — круглые отличники — смотрели на него с презрением. Это было время, когда финансовые дела Морица Флекснера пошли под откос, поэтому отец сказал, что не видит смысла Саймону продолжать обучение: «Пусть уж лучше идёт работать и приносит хотя бы малую пользу семье.» Так, в одиннадцать лет Саймон навсегда оставил школу и отправился на заработки. Однако, невозможно за один день из безалаберного ученика превратиться в образцового работника. Саймон ненавидел рутину и тяжёлый труд, поэтому постоянно переходил с места на место, в лучшем случае принося домой лишь жалкие 1,5$ в неделю. Из фотоателье его уволили за то, что он сжёг на солнце дорогие ойлпринты; из аптечной лавки — за то, что чуть не перепутал хинин и морфин. Его увольняли за прогулы, за разбитые витрины, за выброшенные рекламные листовки, которые надо было раздавать людям на улице. Пристрастившийся из-за банкротства к алкоголю отец кричал на Саймона за семейным ужином: «Чёрт возьми, мало того, что мой сын родился неисправимым болваном, так он ещё и оказался отъявленным лодырем!» Мир безжалостно давил на подростка: жестокосердие родителей, презрение братьев, постоянные нагоняи от начальников. В 16 лет Саймон тяжело заболел брюшным тифом. Он был на пороге смерти, но в итоге пережил второе рождение, ведь благодаря болезни он впервые в жизни ощутил заботу и любовь близких. Мать отложила все дела по дому, забыла на время об остальных восьмерых детях и всё время проводила с Саймоном. Она даже спала с больным ребёнком в одной постели, гладила его, кормила с ложки, пела. Саймон никогда прежде не слышал, чтобы мама пела, но её голос вернул его с того света. К больному регулярно заходил отец и осведомлялся о его самочувствии. Даже братья и сёстры пытались его развлечь, читая вслух книжки или рассказывая разные школьные истории и городские сплетни. Напитавшись этой любовью и вниманием, Саймон поклялся, что больше никогда не будет огорчать своих родных. Кризис миновал, болезнь отступила. Позже профессор Флекснер будет вспоминать, что тифозная палочка как-будто изменила физиологию его мозга: он стал совершенно по-другому думать и воспринимать реальность. Он захотел во что бы то ни стало быть похожим на старшего брата Джейкоба — человека, на которого уповала и молилась вся остальная семья.

После выздоровления Саймон снова стал работать в аптеке, но уже у другого фармацевта — интиллегентного мистера Дэвиса, с которым они нашли полное взаимопонимание. Сначала он мыл полы и окна, затем стоял за прилавком, приготовлял простейшие лекарства. Мистер Дэвис разглядел в молодом Флекснере талант и помог ему в 1881 году поступить в фармацевтический колледж в Луисвилле. Семья Флекснеров была занята выживанием, поэтому на учёбу Саймона никто даже не обратил внимания — все были и так счастливы, что он больше не доставлял неудобств. Но вот однажды на пороге их дома появился владелец аптеки мистер Дэвис и попросил пригласить отца семейства для очень важного разговора. Страдающий от цирроза печени, вызванного беспробудным пьянством, и доживающий последние дни папа-Мориц едва поднялся с кровати. Увидев Дэвиса, он рассвирипел: «Что опять натворил этот несносный мальчишка!?» «Не стоит волноваться,» — успокоил его фармацевт. — «Я пришёл сообщить вам, что Саймон удостоился золотой медали колледжа как лучший выпускник этого года. Вы можете гордиться своим сыном.» Все просто остолбенели: это была та самая медаль, которую несколько лет назад не смог получить «прекрасный и гениальнейший» Джейкоб, окончивший тот же самый колледж. Когда ничего не подозревающий Саймон вернулся домой, семья уже ждала его за праздничным столом в компании друзей и соседей. Мужчины жали Саймону руку, женщины целовали в щёку. Отец так расчувствовался, что не мог вымолвить ни слова — только обнимал сына и плакал, в то время как самая младшая сестрёнка Саймона прыгала рядом на одной ножке и кричала: «Наш гадкий утёнок наконец-то превратился в лебедя!»

После получения лицензии фармацевта Саймон стал работать вместе со старшим братом. Аптека Флекснеров работала круглосуточно: первую половину дня за прилавком стоял Джейкоб, вторую, ночную смену — Саймон. Это стало его школой жизни. Целый конгломерат человеческих болезней, характеров и неурядиц пронеслись перед ним за несколько лет. Посетители вламывались посреди ночи с огнестрельными ранениями, их рвало на прилавок, кто-то падал без сознания на пороге. Люди срочно требовали лекарства от отравлений, от жгучей боли, от беременности, но самым распространённым запросом было: «Что-то я нехорошо себя чувствую, дайте-ка мне что-нибудь.» Саймон делал женщинам инъекции, чтобы унять истерию, обрабатвал раны, делал перевязки, скручивал подвыпивших бунтарей. Рядом с кассой у него висел полицейский свисток, а под прилавком хранился хорошо смазанный карабин 22 калибра, потому что в Кентукки всегда надо было быть готовым к стрельбе.

Со временем аптека Джейкоба превратилась в своего рода медицинский салон: местные врачи собирались в ней и обсуждали интересные случаи, обменивались медицинскими новостями, читали европейские и американские научные журналы. Любознательный Саймон следил за каждым их словом. Свободные от смен часы он проводил в небольшой аптечной библиотеке, а с первыми лучами солнца бежал к джейкобовскому микроскопу, который использовавался в аптеке для простейшего анализа мочи. Благодаря внимательному и кропотливому изучению образцов животных (добытых на улице) и человеческих тканей (подаренных знакомыми врачами), Саймон самостоятельно освоил гистологию и патологию. В Луисвилле он даже основал клуб любителей микроскопии. Молодая медицинская наука — бактериология, целиком захватила его ум. Как раз в это же время из Балтимора вернулся брат Абрахам, получивший образование в новом Университете Джонса Хопкинса.

Университет был открыт в 1876 году на огромные средства почившего бездетного филантропа Джонса Хопкинса (7 млн. долларов). Хотя попечительский совет настаивал на том, чтобы новое учебное заведение стало в один ряд с классическими Гарвардом, Йелем и Корнеллом, готовившими первоклассных специалистов для страны, избранный первым ректором Дэниел Гилман пошёл на смелый академический эксперимент. Гилман считал, что Америка безбожно отставала от Европы во всех областях науки, включая медицину[1]. Причину этого он видел в том, что преподавание в лучших университетах Старого Света, вроде Гейдельбергского, строилось на гумбольдтовской модели высшего образования, предполагавшей сочетание исследовательской и учебной деятельности. Гилман хотел, чтобы Университет Джонса Хопкинса стал первым исследовательским университетом в США, и для этой цели приглашал отовсюду выдающихся учёных, которые бы возглавили соответствующие кафедры.

Абрахам Флекснер, остро видевший проблемы существовашей на тот момент системы образования (которую он сможет впоследствии успешно реформировать), горячо влюбился в новый Университет, став его апологетом. Вернушись с дипломом бакалавра из Балтимора, он застал Саймона за лекцией по микроскопии на заседании его кружка. Абрахам тут же стал убеждать Саймона уезжать из затхлого Луисвилля поближе к настоящим медицинским исследованиям и бактериологии. В Балтиморе в это время как раз достраивали университетскую больницу, но вот незадача, у Саймона ведь не было медицинской лицензии. «И что с того?» — изумился брат, — «По-быстрому отучись в нашем Медицинском колледже и езжай!»

Преподавателями в Медицинском колледже Луисвилля были те самые врачи, которые постоянно собирались в аптеке Флекснеров. Все они знали Саймона как очень толкового, начитанного парня, всё время просиживавшего за микроскопом. На вступительном экзамене тот прямо так и заявил: «Меня не интересует лечение больных. Мне нужен диплом врача только для того, чтобы заниматься бактериологическими исследованиями в клинике Джонса Хопкинса.» Члены приёмной комиссии молча переглянулась и подписали его заявление. Саймон избирательно ходил на интересовавшие его лекции, сдавал экзамены преимущественно автоматом и почти не посещал никакие практические занятия. Все с этим спокойно соглашались, кроме одного известного и уважаемого в городе доктора Андерсона — преподавателя гинекологии. На своём экзамене он заваливал Флекснера самыми сложными теоретическими вопросами, но тот был великолепно подкован по всем медицинским энциклопедиям. Тогда Андерсон перешёл к практическим вопросам о родовспоможении, на которых студент поплыл.

— Флекснер, по формальным критериям я вынужден зачесть ваш экзамен, но у меня не поднимается рука сделать это. Ведь, вы абсолютно бестолковый врач! Я не знаю, что вы станете делать, когда перед вами окажется беременная женщина.

— Не волнуйтесь, доктор Андерсон, — не растерялся Саймон. — В этом случае я прибегну к самому лучшему средству.

— К какому же? — нахмурился гинеколог.

— Я приглашу Вас.

— Что ж, экзамен сдан на отлично!

Так, в 1889 году Саймон Флекснер окончил медицинский колледж Луисвилля и отправился в Балтимор в только что отстроенную клинику Джонса Хопкинса на собеседование к легендарному Уильяму Уэлчу — первооткрывателю бактерии, вызывающей газовую гангрену Clostridium welchii (ныне Clostridium perfringens)[2]. Уэлчу понравился молодой человек, но без опыта работы патологом, ещё зелёного выпускника он мог взять его только на неоплачиваемую стажировку. Раздосадованный Флекснер вернулся домой. Он попросил денег на переезд в Балтимор у Джейкоба, но тот ему грубо отказал — старший брат не хотел управляться с аптекой в одиночку и настаивал на том, чтобы Саймон остался и продолжил ему помогать. Тогда в разговор вмешался Абрахам — он вывалил на стол все свои сбережения, посмотрел Саймону в глаза и произнёс лишь одно слово: «Едь!»

Три года Саймон проработал в патнатомичке Хопкинса, постоянно изыскивая средства для пропитания, но зато сумел заработать солидный авторитет у Уэлча и даже отличился в расследовании вспышки цереброспинального менингита в Камберленде. Когда в 1893 году наконец открылась Медицинская школа при Университете Джонса Хопкинса, и профессор Уэлч возглавил кафедру патологии, то он с удовольствием пригласил перспективного молодого учёного на должность своего ассистента, теперь уже оплачиваемую (1,800$ в год). Флекснер ещё только нащупывал своё предназначение: исследовал действие бактериальных токсинов, одним из первых обратил внимание на анафилактическую реакцию при введении сыворотки. Спустя два года ему уже стали поступать предложения с профессорскими должностями и тройным окладом из престижных американских университетов, однако Саймон не хотел отказываться от исследовательской работы и вдохновляющей атмосферы Хопкинса ради простого преподавания. Профессор Уэлч жутко боялся, что Флекснера всё-таки переманят и ему придётся заново искать себе такого же талантливого и полезного подопечного. Он добился от попечительского совета увеличения зарплаты до 3,000$ в год, но уже в 1898 году Флекснеру поступило убийственное предложение от Корнелльского университета с окладом 8,000$. Саймон заколебался — семья в Луисвилле остро нуждалась в денежной помощи, — но вмешался случай.

После непродолжительной Испано-американской войны Соединённым Штатам Америки досталась часть бывших колоний Испании, в том числе Филиппины. Наибольшие потери в этой войне армия США понесла не от вражеских пуль и снарядов, а от дизентерии. На грант Министерства обороны при Университете Джонса Хопкинса была создана специальная комиссия по изучению тропических заболеваний, которую возглавил Флекснер. В апреле 1899 комиссия отплыла в Манилу, но по пути решила зайти в Токио для обмена опытом с японскими коллегами из Института инфекционных заболеваний. Там Саймону посчастливилось познакомиться с первооткрывателем дизентирийной палочки — Киёси Сига. Спокойный и рассудительный Сига произвёл на Флекснера благоприятное впечатление: его удивляло, что в отличие от американских учёных, Сига ничего не скрывал и охотно делился с членами комиссии своими профессиональными секретами. В 1900 году, работая по методу Сига, Флекснеру удалось на Филиппинах изолировать дизентерийные бактерии нового вида (маннит-положительные), которые впоследствии назовут — Shigella flexneri.

Вернувшись обратно в США, окрылённый успехом и славой Саймон Флекснер ощутил, что Университет Джонса Хопкинса стал для него тесен. Он согласился на предложение старейшей национальной медицинской школы при Университете Пенсильвании в должности профессора возглавить кафедру патологии. В Пенсильвании Флекснер проявил незаурядные организаторские способности: он смог не только подобрать прекрасный штат сотрудников, но и спланировать, и оснастить новое здание лаборатории. Под его руководством в Университете велись исследования дизентерии и панкреатита, развивалось иммунологическое направление. В 1900 году Флекснер устроил к себе в лабораторию блестящего японского врача Хидэё Ногути (в честь которого позже назовут спирохет Leptospira noguchii) — это был его «долг чести» по отношению к токийским коллегам, которые помогли ему год назад. В 1901 году Флекснер с учениками расследовал вспышку бубонной чумы в Сан-Франциско, благодаря чему приобрёл статус национального героя.

В то же самое время на другом конце страны, в Нью-Йорке заседал совет директоров Рокфеллеровского Института Медицинских Исследований, в который входил старый начальник Флекснера — Уильям Уэлч. Когда зашёл вопрос о том, кто же сможет возглавить новый передовой Институт и его лабораторию, Уэлч предложил кандидатуру, которую совет единогласно поддержал. Так Саймон Флекснер стал первым руководителем Рокфеллеровского Института, который со временем превратится в один из ведущих мировых научных центров.

Флекснер был руководитель от Бога: «...коллеги считали его человеком чрезвычайно острого ума, со сдержанными манерами, скрывающими отзывчивое сердце. Он умело руководил своими сотрудниками, давая свободу действий тем, кто проявлял независимость и компетентность, и направляя мудрой рукой тех, кто нуждался в совете...» Несмотря на должность он продолжал свои исследования менингита, благодаря чему в 1903 году создал менингококковую сыворотку, которая оставалась лучшим методом лечения этого заболевания вплоть до открытия сульфаниламидов. В 1910-х он возглавлял исследовательскую группу, которая изучала, как вирус полиомиелита попадает в организм. Однако Флекснер был не только талантливым организатором и учёным, но обладал ещё и уникальной финансовой и юридической хваткой. Он управлял Рокфеллеровским Институтом на протяжении 34 лет, постоянно пополняя фонды за счёт спонсорских и грантовых денег, а также успешно разрешал правовые конфликты с набиравшим обороты «Обществом противников вивисекции».

За свою долгую 83-летнюю жизнь Саймон Флекснер был настолько обласкан почётом и славой, что описать все его успехи и достижения в рамках одной статьи просто невозможно. Например, его сын — известный американский писатель Джеймс Флекснер — смог уложиться только в 552 страницы отцовской биографии. Приведём лишь один небольшой эпизод из неё. Во время Первой Мировой войны профессор Флекснер был назначен главным медицинским консультантом армии США. Сперва он модернизировал медицинские школы для обучения военных полевой медицине, а затем в чине полковника был направлен во Францию инспектировать военно-полевые лаборатории. Когда в Париже на торжественных парадах ему приходилось по статуту надевать все свои награды (международные ордена и медали за вклад в науку), то боевые генералы стыдились стоять с ним рядом — настолько он их затмевал.

В завершении хотелось бы сказать пару слов о старшем брате Саймона — Джейкобе Флекснере. Оплатив «дорогу в жизнь» всем братьям и выдав замуж с достойным приданым обеих сестёр, Джейкоб успешно управлял своей аптекой до 1893 года, пока не начался новый виток экономической депрессии (т.н. «паника 1893 года»). Джейкоб оказался по уши в долгах, а его бизнес — на грани банкротства. Он стал злоупотреблять алкоголем и наркотиками, к которым имел лёгкий доступ; налицо были признаки нервного расстройства. Жена и мать боялись, что этот кризис убьёт его так же, как и отца Морица (тот умер в начале 1882 года, так и не узнав, что его дети прославятся). Но на помощь вовремя пришли родные братья: за свой счёт они закрыли все долги Джейкоба, оплатили его лечение в клинике, а главное, исполнили мечту детства — отучили в лучших медицинских школах, благодаря чему Джейкоб смог стать полноценным врачом. Он выбрал для себя стезю акушера-гинеколога, открыл в родном Луисвилле кабинет частной практики, со временем став одним из лучших специалистов в городе.

Пожалуйста, проголосуйте за нашу книгу по истории микробиологии «По следам охотников за микробами» для того, чтобы она вошла в шорт-лист премии в области медицинской литературы «Здравомыслие». Ссылка для голосования: https://crowd.fom.ru/project/premiadoc2025/task/9808/solution/28581.

Примечания:

Источники и дополнительные материалы:

• Barry J.M. «The Great Influenza. The Story of the Deadliest Pandemic in History». New York: Penguin Books, 2018.
• Flexner J.T. «An American saga: the Story of Helen Thomas & Simon Flexner». Boston: Little, Brown and Company, 1984.
• Flexner S. “The Etiology Of Tropical Dysentery.” The British Medical Journal. 1900;2074(2):917–920.
• Griffen WO Jr. «Jacob: the other Flexner». Ann Surg. 2004 Jun;239(6):808-17.
  DOI: 10.1097/01.sla.0000128684.67062.39
• Hardy S.P., Kőhler W. «Investigating bacillary dysentery: The role of laboratory, technique and people». International Journal of Medical Microbiology. 2006;296(4-5):171-178.
  DOI: 10.1016/j.ijmm.2006.02.010
• Lampel K.A., Formal S.B., Maurelli A.T. «A Brief History of Shigella». EcoSal Plus. 2018 Jan;8(1):1-25.
  DOI: 10.1128/ecosalplus.ESP-0006-2017
• Голубева, Килессо, Киселева «Энтеробактерии (руководство для врачей)». Под ред. Покровского. М.: Медицина, 1985.
• Краткая биография Саймона Флекснера [английский язык]. Доступно по ссылке: https://clck.ru/33QgYV
• Краткая биография Уильяма Уэлча [английский язык]. Доступно по ссылке: https://clck.ru/34CAva